Теперь, когда уже доподлинно известно, что следующим председателем Федеральной резервной системы станет Джанет Йеллен, внимание финансового мира переключилось за того, кто займет кресло ее заместителя. Стэнли Фишер - превосходный кандидат, учитывая его уникальное сочетание навыков, качеств и опыта. В период своей научной деятельности Фишер считался одним из самых опытных ученых в области монетарной экономики. Он работал главным экономистом во Всемирном банке, первым заместителем управляющего директора Международного валютного фонда и председателем Центробанка Израиля и блистал на всех своих должностях. Да, сложно вспомнить еще одного экономиста (по крайней мере, после Джона Мейнарда Кейнса), который настолько удачно сочетал бы в себе аналитические навыки, здравые политические суждения, ясность мысли, бескорыстное стремление сделать этот мир лучше и безупречное чувство юмора.

Сегодня у политиков-экономистов, нуждающихся в успешных моделях, которые можно было бы имитировать, несомненно, есть множество вариантов для выбора. В последние десятилетия развивающиеся и развитые страны во главе с Китаем достигли рекордно высоких темпов роста, создавая прецеденты для всех остальных. Хотя в среднем показатели передовых экономик гораздо хуже, существуют такие исключения, как Германия и Швеция. «Делайте, как мы, - часто говорят лидеры этих стран, - и вы тоже будете процветать». Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что восхваляемые модели роста этих стран больше нигде нельзя применить, так как они основаны на больших внешних профицитах, используемых для стимулирования экспортного сектора, и остальной экономики. За последнее десятилетие профицит текущего счета Швеции в среднем превысил целых 7% от ВВП; немецкий профицит в этот же период в среднем приблизился к 6%.

С 1976 г. значение американского доллара как мировой валюты медленно, но верно сокращается.Сейчас доллар применяется на международном уровне для хранения валютных резервов, оценки финансовых сделок, выставления счетов, а также в качестве средства торговли на валютных рынках в меньшем объеме, чем во время его расцвета в эпоху Бреттон-Вудса, с 1945 по 1971 г. Однако большинство людей удивились бы, узнав истинный смысл опубликованных недавно показателей. Существует множество объяснений нисходящей тенденции. После Вьетнамской войны в США часто были большие дефициты бюджета и дефициты текущего счета, а также происходило увеличение денежной массы. Возможно, в результате этого доллар потерял стоимость относительно других основных валют или утратил покупательную способность. При этом уменьшилась доля США в мировом производстве.

В развитых экономиках, где валовой внутренний продукт по-прежнему растет темпами ниже тренда, а безработица штурмует новые высоты, центральные банки ищут утешения в нетрадиционных монетарных политиках. Инвесторы с трудом успевают расшифровывать диковинные аббревиатуры: ZIRP (политика нулевой процентной ставки), QE (количественное ослабление), или покупка гос. облигаций, направленная на снижение долгосрочной доходности, когда краткосрочные ставки и так уже на нуле; СЕ (кредитное ослабление, или покупки активов для снижения стоимости капитала в частном секторе); и FG (заявление о намерениях, или обязательство придерживаться QE или ZIRP до, скажем, тех пор, пока безработица не достигнет определенного уровня). Некоторые пошли еще дальше, и предложили NIPR (политику отрицательных процентных ставок). Но при этом экономика упрямо не желает расти, а безработица - снижаться.

Недавнее неожиданное объявление Федрезерва США о том, что он сохранит текущий темп монетарного стимулирования, отражает продолжающиеся споры относительно целесообразности взаимодействия Центробанков. Несмотря на то, что решение ФРС продолжить масштабные покупки долгосрочных активов (так называемое количественное ослабление) было вызвано, в основном, неопределенностью внутренней экономики, волнения относительно того, что выход из программы станет катализатором резкого роста процентных ставок в развивающихся экономиках – особенно в Бразилии, Индии, Индонезии, Южной Африке и Турции – оказало значительное давление на политиков. Но должно ли решение Центробанков учитывать побочные последствия монетарной политики? Обсуждение сотрудничества Центробанков часто фокусируется на одном историческом прецеденте, когда сотрудничество сперва казалось многообещающим, однако затем превратилось в катастрофу. Как и большинство современных поучительных историй, она берет свое начало в Великой депрессии.

Мировые финансовые рынки испытали потрясение, когда Федрезерв США объявил 18 сентября о том, что не готов приступить ко всеми ожидаемому сокращению программы "количественного ослабления" (QE). Председатель Федрезерва, Бен Бернанке, отметил, что Центробанк продолжит покупать долгосрочные бумаги на сумму 85 млрд. долларов в месяц. Возможно, если мы поймем причины, подтолкнувшие ФРС внезапно изменить свои планы, мы сможем предугадать, что нас ждет в дальнейшем. В мае Бернанке объявил о намерении ФРС "сократить" QE, в результате чего инвесторы предположили, что определенное снижение темпов покупок активов может произойти в начале осени. В результате, процентная ставка по десятилетним казначейским облигациям выросла примерно на 0.5% от 1.66% на первое мая до 2.13% на начало июня.

Возможно, инвесторы постепенно привыкают к ежегодным катастрофам, связанным с долговыми лимитами в США, ведь они повторяются третий год подряд. Но по мере того как кратковременные выходки приобретают регулярный характер, риски долгосрочных функциональных нарушений становятся более очевидными - что подчеркивает перерыв в работе федерального правительства. Президент Барак Обама прав, говоря о шантаже. Американский Конгресс не может использовать угрозу дефолта – это оружие массового финансового поражения – как обычное средство для получения уступок. К сожалению, поскольку сам Обама неоднократно шел на уступки, балансируя на грани войны с Конгрессом, споры о долговом лимите превратились из кратковременной политической борьбы во что-то большее. Война в правительстве за долговой лимит все больше похожа на борьбу за конституционную власть между президентом и Конгрессом. Эта борьба, если не принять меры, может серьезно подорвать способность правительства принимать важные экономические решения в будущем.

Политики, технологии и расширенные образовательные процессы во всем мире разрушают принципы экономического взаимодействия стран. Возьмите для примера любой индикатор: торговля относительно мирового ВВП, потоки капитала относительно мировых запасов капитала, и так далее - все, абсолютно все растет. Но экономические политики определяются на национальном уровне, с учетом исключительно внутренних целей, работающих на благо внутренней экономике (переговоры о свободной торговле и отслеживание финансирования тероризма и отмывания денег - пожалуй, исключения, подтверждающие правила). Действующие политики (или политические сдвиги) влияют не только на соседние экономики, но и на всю мировую систему, что ведет к возникновению так называемых "политических экстерналий" - то есть, последствий, которые выходя за пределы целевой среды воздействия. Конечно, такие экстерналии существовали всегда. Но они были незначительны.

Пять лет прошло после коллапса Lehman Brothers, спровоцировавшего крупнейший мировой финансовый кризис со времен Великой депрессии, за это время раздутые банковские секторы пошатнули экономики Ирландии, Исландии и Кипра. Банки Италии, Испании и многих других стран боятся выдавать кредиты. Китайский бум кредитования грозит обернуться крахом. Иными словами, мировая финансовая система по-прежнему опасна и не работоспособна. Хуже того, несмотря на годы споров и дискуссий, мы так и не пришли к единому мнению о том, чем же вызваны проблемы финансовой системы, не говоря уже о способах их устранения. Тут встает вопрос о политическом влиянии банков. Например, Винс Кейбл, министр по делам бизнеса в Великобритании, недавно обвинил регулирующие органы Банка Англии - он называет его "Талибаном капитала" - в сдерживании процесса восстановления экономики путем обременения банков разными ограничениями и требованиями. Кейбл, судя по всему, верит банковским лоббистам, когда они заявляют, что не могут наращивать объемы кредитования, потому что вынуждены "накапливать больше капитала".

Почему широко освещаемые экономические споры так быстро сводятся к переходу на личности? Возможно, самым известным из недавних примеров является кампания нобелевского лауреата Пола Кругмана против экономистов Кармен Рейнхарт и Кеннета Рогоффа: он быстро перешел от разбора ошибки, допущенной в одном из исследований к обвинениям относительно их приверженности академической прозрачности. Для тех, кто знает этих двух выдающихся международных экономистов так же хорошо, как и я, очевидно, что эти голословные утверждения следует пропустить мимо ушей. Но паранойя явно набирает обороты - опасная тенденция. Отчасти это связано с тем, что экономика – не точная наука; в ней существуют исключения почти ко всем моделям поведения, которые экономисты принимают как данность. Например, экономисты считают, что при повышении цен на товары спрос на них снизится. Но исследователи экономики, несомненно, вспомнят случившееся в прошлом, неожиданное столкновение с "товарами Гиффена", которое нарушило привычную модель. Если тортильи подорожают, бедный мексиканский работяга может начать есть их чаще, поскольку ему придется сократить расходы на более дорогую еду, например, мясо.